– А ваши пациенты?
Доктор помолчал. Было видно, что он на какое-то мгновение сжал челюсти, но затем его лицо расплылось в улыбке.
– Я хорошо знаю нашу умелую мадам де Бове: она уже осмотрела всех больных. Из нее вышел бы отличный доктор… конечно, если бы она была мужчиной.
Они сели за литой чугунный стол и принялись пить кофе в тени раскидистых ветвей персидской сирени, которая возвышалась над окруженным кирпичной стеной двором больницы. Вокруг бродили цыплята, выискивая зерно на покрытых мхом булыжниках дорожек. На веревках под теплым ветром сохло белье.
– Мадам де Бове сообщила мне, что больница находится на грани закрытия, – произнес Зак. Аромат кофе с сахаром был приятен и согревал его ноздри. – Это так?
–. – Англичанин сделал глоток и скривился. – Слишком мало пациентов, способных платить за лечение. Сантер всегда был чересчур щедр – при его мастерстве и при том уходе, что получали пациенты. И Эммануэль ничем не лучше его.
– Похоже, он был хорошим человеком.
– О да… в какой-то мере. Но он также отличался раздражительностью, был нетерпим к мнению других и высокомерен.
– Кто-то мог желать его смерти?
Ярдли откинулся назад.
– Странно, я думал, вы не зададите этот вопрос, майор. Надменный и нетерпеливый человек просто обязан иметь множество врагов, верно?
Зак сделал медленный глоток.
– С кем-нибудь в последнее время он ссорился особенно сильно?
Англичанин широко улыбнулся:
– Я об этом ничего не знаю.
– Вы с ним ладили?
Чашка Ярдли с шумом опустилась на чуть тронутую ржавчиной поверхность стола. Наклонившись вперед, он поднял палец.
– Ну, нет. Вы не повесите этот случай на меня. Я провел прошедшую ночь с моим другом.
На губах Ярдли появилась улыбка – странная, словно нарисованная.
С улицы, которую было видно сквозь дугообразные ворота, доносились шум проезжающих повозок и пронзительные крики уличной торговки: «Свежие дыни! Свежие дыни!»
– Почему вы покинули Англию? – спросил Зак. На лице доктора застыло все то же выражение.
– Мне не нравился климат.
Зак кивнул на пышные кроны деревьев и лежащий под ними богатый перегной.
– Вас не устраивает это?
Англичанин рассмеялся – на сей раз искренне:
– Я вырос в Индии. Жара меня не смущает.
– Но довольно странно, что вы поступили здесь именно во французскую больницу.
– А, вы уже разговаривали с нашей дорогой мадам де Бове, презирающей докторов, которые не учились в Париже или Монпелье. Раз об этом зашла речь, я тоже не сторонник методов, которые использует большая часть докторов-янки. К тому же Сантер не был столь радикальным, как Эммануэль. Она считает, что ртуть – это яд, и полагает, что болезнь порождают разного рода мелкие микроорганизмы, столь крошечные, что их никто не способен разглядеть.
– Микробы, – тихо произнес Зак.
– О Боже! – Англичанин откинулся на стуле и в изумлении взялся за шляпу. – Вы знаете о микробах?
– Я же начальник военной полиции. Одна из моих обязанностей – следить, чтобы город не страдал от летней эпидемии желтой лихорадки.
– И вы думаете, что с этой задачей можно справиться, прокладывая сточные канавы и осушая болота? Нет, нет, я ничего не имею против вас. Хотя с вашим приходом здесь стало заметно скучнее, должен признать, что запахи в городе улучшились.
Зак медленно растянул губы в холодной улыбке.
– И эпидемий больше нет.
Ярдли пренебрежительно махнул рукой:
– Для вас это – счастливое совпадение. Только очень здоровые живут в Новом Орлеане достаточно долго. Сейчас в год здесь умирает до двадцати процентов населения. Как вы думаете, сколько из ваших парней способны пережить полномасштабную эпидемию желтой лихорадки?
– Надеюсь, что все.
Ярдли рассмеялся. Население Нового Орлеана было даже недовольно отсутствием эпидемии в этом году. Все знали, что коренные жители города в отличие от пришельцев лихорадкой почти не страдали. Была надежда, что город избавится от непрошеных хозяев или, по крайней мере, горожане получат удовольствие наблюдать за похоронами янки.
Зак задумчиво провел пальцем по краям кружки.
– Все же почему из всех больниц этого удивительно нездорового города вы решили остановиться именно на этой?
– А, это из-за Филиппа. Филипп был… – запнулся, и Зак поднял на него удивленный взгляд.
Чуть подумав, англичанин продолжил: – Филипп – мой большой друг.
– А Генри Сантер?
Зак посмотрел прямо в глаза доктору, и тот выдержал этот взгляд.
– Мы были коллегами, но не друзьями. Честно говоря, я и представить себе не могу, кто хотел убить его и почему. Он всегда казался открытым, простым человеком. Если у него и были секреты, он хранил их очень хорошо.
Зак поднялся, чугунные ножки стула скрипнули на камнях неровной мощеной дорожки. Он отвернулся, но англичанин его внезапно окликнул:
– Что в этом деле такого, господин начальник военной полиции? Почему вас так интересует, по какой причине один старый доктор-креол отправился в могилу на год-два раньше, чем следовало?
– Убийство произошло во время моего дежурства.
– Но зачем заниматься этим столь скрупулезно? – спросил доктор.
Зак знал, что Ярдли вовсе не интересует ответ на этот вопрос, и направился прочь, к темному затхлому кирпичному туннелю, который представлял из себя ворота. До него донесся голос англичанина:
– Жаль, что вы увидели доктора только после смерти, майор. Вы бы с ним прекрасно поладили.
Эммануэль стояла на пороге комнаты, которая была спальней ее мужа на протяжении десяти лет их супружества.