Филипп де Бове.
Зак обнаружил, что дверь, ведущая в темный узкий коридор дома на улице Дюмен, открыта, и прошел на звуки поющей во дворе женщины. В мощенном булыжником внутреннем дворе царил беспорядок. Было похоже, что здесь готовятся к отъезду. Зак остановился под дугообразным входом во двор, и сидящая на корточках перед открытым чемоданом Роуз, заметив его, тут же оборвала пение.
– Что вы тут делаете? – спросила она недружелюбно, с необычно сильным французским акцентом. – У нас много дел. В пятницу мы уезжаем в Бо-Ла.
– Где мадам де Бове?
Роуз принялась перебирать вещи.
– Она не хочет вас видеть.
Глядя на ее царственно изогнутую шею цвета кофе с молоком, Зак задал себе вопрос: насколько хорошо эта красивая мулатка знает свою госпожу, с которой прожила вместе много лет? И что она думает о нем?
– У нее нет выбора, – негромко произнес Зак.
– А-а… – Роуз подняла голову, на ее губах появилась недобрая, презрительная улыбка. – Так вы здесь как янки, а не как ее любовник?
– Сообщите ей обо мне, или я найду ее сам, – сказал Зак, чувствуя, что в нем растет раздражение.
Он думал, что Роуз встанет и проведет его по витой лестнице наверх. Но мулатка пожала плечами и снова склонилась над чемоданом.
– Она в комнате Доминика.
Хотя солнце сильно пекло, раздвижные стеклянные двери и ставни на окнах были широко открыты. Зак подумал, что Эммануэль может услышать его неровные шаги на лестнице и звон шпор, однако она не выглянула, когда он, пройдя по коридору, остановился у двери. Стоя к нему спиной, она держала в руках детскую рубашку.
– Тебе следовало предупредить меня об отъезде, – тихо сказал Зак.
– Потому что меня все еще подозревают в убийстве? – Только сейчас она обернулась, продолжая быстрыми движениями складывать одежду. – Единственное, о чем я сейчас думаю, – как увезти моего сына в безопасное место.
– И поэтому ты решила уехать?
Эммануэль наклонилась, чтобы положить вещи в сумку.
– Это главная причина.
Зак оглядел комнату.
– Где Доминик?
– Он у друга, который живет на Рампар-стрит. – Она протянула руку за другой рубашкой. – А в чем дело?
– Ты мне снова солгала. – Эммануэль замерла, и Зак заметил выражение вины и страха на ее лице, прежде чем она успела скрыть их под обычной маской безразличия. Он подошел к ней совсем близко и, наклонившись, спросил: – Ты сейчас думаешь о том, какую именно твою ложь из многих я раскрыл? – Эммануэль молчала, и, отвернувшись, Зак в досаде с силой хлопнул ладонью по кровати. – Знаешь, возможно, я бы уже нашел убийцу, которого ты боишься, если бы ты не лгала на каждом шагу.
– Может, пояснишь, о чем ты говоришь?
Зак подошел к открытым стеклянным дверям.
– Утром я видел Ганса Спирса. Он, как и ты, сильно нервничает.
– Что ты имеешь в виду?
Зак повернулся к ней и увидел, каким белым, сосредоточенным стало ее лицо.
– Записку, которую я нашел в доме Чарлза Ярдли, написала не ты, а Филипп.
Какое-то время Эммануэль не мигая смотрела ему в глаза. Затем выдохнула – протяжно, сдерживая себя – и откинула волосы со лба.
– Я бы не назвала это ложью, потому что тоже спала с Чарлзом.
– Как, вы втроем вместе?
– Нет!
Он слегка улыбнулся:
– Приношу свои извинения. Я дошел до того, что поверю почти во все.
На лестнице послышались чьи-то шаги, затем детский смех. В комнату направлялся Доминик.
– Возьми шляпу и перчатки, – сказал Зак. – Мы отправляемся на прогулку.
В неловком молчании они повернули к реке и собору. Невыносимая уличная жара угнетала. На пристани, где сейчас шли работы по разгрузке, было шумно.
– Расскажи мне о Филиппе, – попросил Зак.
Она какое-то время молчала, опустив глаза и с силой сжимая в руке зонт от солнца.
– Мне было семнадцать, когда я его встретила, – наконец произнесла она сдавленным, чуть хриплым голосом. – Тогда меня в основном интересовали книги и медицина. – Она замолчала, и Зак подумал, что Эммануэль унеслась мыслями в прошлое, пытаясь вспомнить ту девушку, которой когда-то была. – Вряд ли кому-то могла понравиться такая дама. Тогда я пришла к выводу, что надо пытаться стать либо привлекательной женщиной, либо доктором. И я выбрала второе.
Зак мысленно представил ее молодую, полную рвения, очень ранимую.
– И ты не хотела, чтобы тебя желали мужчины.
Она коротко рассмеялась:
– Да, пожалуй, ты прав. – Она прищурилась, разглядывая высокие черепичные крыши домов. – А потом встретила Филиппа.
– Он был не таким, как остальные мужчины?
Она кивнула.
– Филипп сказал, что я очень красивая. – Ее губы тронула добрая печальная улыбка. – Думаю, я смогла бы полюбить его только за это. Оценил меня по достоинству. – Она бросила взгляд на Зака. – Тебе интересно?
– Да. Он восхищался твоим умом и силой духа и вместе с тем желал тебя как женщину.
– Ты прав. Я встречалась с другим человеком, но он смеялся над моим стремлением изучать медицину. А Филипп поощрял меня, он восхищался мной, я ему нравилась. Это вскружило мне голову. Он был таким красивым, чувственным и сильным. Мог побеседовать об искусстве… музыке… жизни.
– И о грехах человеческой плоти, – сухо добавил Зак.
Ее лукавая улыбка не понравилась Заку, он почувствовал прилив ревности.
– Странно, что ради любви к нему ты оставила свои мечты вернуться в Париж и стать доктором.
Ее лицо стало серьезным.
– Он был для меня всем. Я боялась, что его родители будут против нашего брака, но все устроилось.
Они пересекли улицу Святой Анны и прошли мимо бильярдного зала; сквозь открытые двери были видны игроки в черных костюмах и ярких жилетках самых разных цветов.