Полуночные признания - Страница 21

К оглавлению

Эммануэль подняла бокал, словно произнося тост.

– В результате «свободы», «равенства» и «братства».

– Должно быть, у ваших родителей был интересный брак, – произнес Зак, пригубив из стакана. Херес был холодным и сухим.

– Скорее необычный – парижский революционер и внучка графа Бургундского, потерявшего голову на гильотине.

Эммануэль отпила глоток, ее глаза излучали легкий интерес.

– А кто вы, мадам, – продолжил Зак, видя, что она не реагирует на его слова, – аристократка или революционерка?

Вино смягчило ее губы, делая их полнее. В неярком свете глаза Эммануэль казались необычно большими.

– Я ни то и ни другое. – Она повернулась, чтобы поставить бокал на стол. – А это имеет отношение к убийству Генри Сантера? – Она бросила на него косой взгляд. – А, месье?

Видя вызов в ее глазах, Зак холодно ответил:

– Я навел справки об отличиях во французской и американской медицинских школах. Большинство докторов из Нового Орлеана пошли служить в армию конфедератов, но и те, кто остался, не припоминают особых споров между доктором Сантером и его коллегами.

Эммануэль раздраженно подняла брови.

– Вы и в самом деле думаете, что они вам все расскажут?

– Может быть. Над чем конкретно работал Сантер незадолго до гибели?

Эммануэль небрежно повела плечом, но это далось ей нелегко.

– На протяжении нескольких лет он писал труд о вреде кровопускания. В последнее время из-за недостатка лекарств, вызванного блокадой наших портов, Сантер занимался лечебными свойствами местных растений. Здесь в болотах живет африканец, которого все зовут Папа Джон. Большинство считают его шаманом вуду, но он всю жизнь изучает природные лекарства. Генри часто его посещал.

Зак медленно втянул в себя херес, не сводя взгляда с ее красивого лица, спокойного и одновременно лживого.

– Почему вы мне это говорите?

Она снова пожала плечами:

– Я думала, это имеет значение.

Он отрицательно покачал головой:

– Вы не желаете мне помочь и хотите, чтобы я ушел и оставил вас в покое. На что вы надеетесь? Что ваш Папа Джон – как это говорят – нашлет на меня «гри-гри»?

Она рассмеялась:

– Возможно. Говорят, он читает мысли и предсказывает будущее.

– А вы были у него?

Эммануэль задумчиво тронула брошь на блузке, затем, как бы опомнившись, поспешно отвела руку.

– Я не интересуюсь своим будущим, – произнесла она. Казалось, скулы обострились на ее красивом лице. – Никто не может предсказать… что будет угрожать ему.

– Должно быть, он не говорил Генри Сантеру о том, что ожидает его впереди. Или Сантер не принял предсказание всерьез.

– Генри не был доверчивым человеком, но Папе Джону он верил, – мягко произнесла Эммануэль.

– Я могу остаться, если это необходимо, – предложил Хэмиш, когда через пятнадцать минут они уходили с поминок.

Зак отрицательно покачал головой:

– Думаю, что мы узнали здесь все, что могли. Кроме того…

Они прошли через похожие на туннель ворота, затем на мгновение задержались на кирпичной насыпи. В теплом влажном ночном воздухе ощущались запахи города, смешанные со сладковатыми ароматами магнолии и жасмина, застоявшейся воды и влажной плодородной земли.

– Дадим им возможность обсудить нас.

Хэмиш и Зак повернули на Бургунди-стрит, по направлению к каналу, где они проживали. Генерал тоже занимал особняк, полный дорогих конфискованных вещей. Однако Зак прошел мимо дома для офицеров и направился к реке, где расположились многочисленные питейные заведения, бордели и карточные залы. Здесь собирались люди всех цветов кожи и национальностей и можно было узнать много интересного.

Самые злачные питейные заведения в Новом Орлеане находились на берегу, хотя таверны и казино были раскиданы по всему кварталу, по большей части на улицах, шедших параллельно берегу – таких как Бурбон и Ройял, – там же размещались и деловые учреждения. Зак пересек улицу Дофин и увидел пять или шесть солдат, собравшихся на насыпи. Их синяя форма в свете фонарей выглядела почти черной. Солдаты громко разговаривали, их движения были неловкими от солидной дозы алкоголя. Когда Зак подошел ближе, он понял, что солдаты окружили какого-то темнокожего человека средних лет, одетого в аккуратный однобортный костюм, с цилиндром на голове. Похоже, это был преуспевающий бизнесмен.

Широкоплечий дюжий сержант с развевающейся светлой бородой и ярко выраженным акцентом уроженца Огайо с силой дергал его за плечо.

– Ты думаешь, что ты такой же, как и белый, парень, – произнес он, наклоняясь над лежащим, – только потому, что какой-то «масса» дал твоей бабке свободу, когда она от него понесла? Ты считаешь, что это дает тебе право ходить по мостовой и не уступать дорогу настоящему белому?

Человек лежал не шевелясь, в тусклом свете трудно было различить выражение его черного лица. В этом городе было более одиннадцати тысяч «gens de coulcur librcs» – свободных цветных. Предки некоторых из них перестали быть рабами уже давно. Кое-кто даже получил образование, был обучен ремеслу и имел плантации с рабами. Сержант пнул цветного еще раз.

– Я с тобой разговариваю, черномазый.

– У меня большое горе, месье, – глухо произнес человек по-французски с безукоризненным парижским акцентом. – Я вас не понимаю.

– Отпустите его, – положив руку на саблю, произнес Зак. Его голос на почти пустой улице прозвучал громко и отрывисто.

Солдаты повернулись, у них были опухшие и красные от вина лица.

– Глядите-ка, кто к нам пришел, – произнес сержант. В то время как другие солдаты поспешно отступили, он сделал шаг вперед, тяжело дыша от злости. – Офицер – любитель негров.